– Всем стоять, я Белов, кто побежит, убью, – старейшина говорил громко и отчётливо, потом повторил эту фразу по-угорски.
Как нетрудно было догадаться, первым попытался дёрнуться вожак со своим соседом. Белов хладнокровно выстрелил по обоим в грудь из револьвера, для шумового эффекта. Лошади уже привыкли к выстрелам и даже не шелохнулись, а оба угра упали. Вид воющего от боли главаря и его подручного отрезвил остальных. Они даже не попытались убежать по другой дороге. Пока жёны привычно связывали конокрадов, которых оказалось одиннадцать, Белов расспрашивал раненого главаря, кто надоумил их на кражу. Естественно, как он и предполагал, убежавшие из плена угонщики. По дороге в родной Вишур те останавливались не только в Пашуре, о чём старейшина уже знал со слов нескольких мальчишек, но и в следующем селении, Виляе. Там они расхваливали богатство Бражинска и жаловались на нелепую случайность, из-за которой кража лошадей не удалась. Тогда у главаря захваченной шайки, который оказался сыном старейшины Виляя, родилась «продуманная» идея об угоне лошадей по рыхлому льду, который не выдержит тяжесть мотоцикла. Главарь проговорился Белову, что отец его знал о набеге и заранее пообещал спрятать лошадей подальше от селения.
Пока захваченные конокрады «отдыхали» в пустующем сарае, где раньше жили лосята, Беловы отправились завтракать. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Задумчиво поглощая свою любимую яичницу, мужчина решил выжать из ситуации всё, что можно. Когда рассвело, он усадил раненого главаря и его подручного на лошадей, сам, вместе с Алиной тоже верхом, взял на повод ещё две лошади, неторопливо отправившись вверх по Тарпану. Лёд, хоть и рыхлый, конных выдержал хорошо, через четыре часа кавалькада прибыла в Виляй, второе после Пашура селение угров по реке Тарпану, считая от Бражинска. Белов дождался появления старейшины, которого отвёл в сторону и после нескольких минут «наезда», где обещал повесить его сына и всех пойманных конокрадов на одном суку, а Виляй разграбить и сжечь, предложил альтернативу. Старейшина попытался высказать сомнение в возможностях сыщика, кивнув на десяток кряжистых мужиков с дубинами. Тот тремя выстрелами из револьвера по двум собакам и подвернувшемуся домашнему козлу рассеял эти сомнения. Результатом переговоров стал консенсус, вполне устроивший отставного сыщика, но вряд ли понравившийся старейшине села.
Официальное оформление продлилось недолго, все мужчины селения, в том числе и раненые конокрады, поклялись в дружбе к Белову и побратались с ним, приняв его в род, как старшего родича, уж на этом отставной подполковник смог настоять. Глава Виляя и старейшина Бражинска совершили обряд братания, соединив разрезанные руки и смешав кровь. Обоих раненых Белов оставил в селении, взяв взамен младшего сына старосты, отрока лет тринадцати, и троих девиц посимпатичнее, их выбирал он сам. По соглашению сын старосты должен был жить в Бражинске постоянно, в полном распоряжении бражинского старейшины, гарантируя своей жизнью соблюдение договора. Девицы отдавались на совсем, в полное подчинение Белову, который становился их старшим родичем. Оставшиеся конокрады должны были работать в Бражинске до осени, затем могли вернуться. За каждого возвращённого конокрада староста пообещал отдать Белову на выбор девушку или мальчика, на правах усыновления. За это старейшина Бражинска обещал забыть обиду и приглашал на весенний торг после ледохода. При слове «торг» лица угров заметно оживились, они хорошо запомнили, что Белов продавал железные изделия почти вдвое дешевле других торговцев. Расставались практически друзьями.
На обратном пути старейшина Бражинска заехал в Пашур, где в таком же духе поговорил со старостой Коняем. Белов припомнил ему и неоказание помощи при нападении на Бражинск, и содействие конокрадам, пообещал забыть всё родство, не кормить зимой и не торговать с Пашуром.
– Через шесть лет, – сказал он, пристально глядя на Коняя, – наше соглашение по отработке вашего долга закончится. Я буду делать, как ты. Своим друзьям сойкам из Липовки я покажу дорогу к тебе и помогу им увезти награбленное добро и пленных на продажу. Если на меня нападут враги, я их не буду убивать, а покажу им дорогу к тебе, и враги меня не тронут.
После подобных обещаний Коняй сдался и сделал всё, как потребовал Белов. На берегу Тарпана повторилась сцена братания, Коняй признал Белова старшим родичем с правом распоряжения всеми жителями Пашура. Чтобы у Коняя не возникло желания обмануть, старейшина Бражинска забрал его единственного сына, толкового парня лет пятнадцати, который уже умел читать и писать.
Первые недели после насильственного братания Белов ожидал любого подвоха, время шло, всё было спокойно. К его удивлению, изменилось поведение большинства угров, особенно тех, кто приходил на временные работы. Возвращаться в Пашур никто не хотел, пришлось хозяину посёлка проводить ротацию по своему выбору, стараясь воздействовать на всю молодёжь Пашура. Конокрады из Виляя, услышав о братании своего старейшины с бражинским старостой, сами попросили Белова принять их клятву, после чего работали не хуже других без всякой охраны. Девиц старейшина посёлка определил на хозяйственные работы, предложив выбирать парня для замужества. Сам при этом объявил всем холостякам, что любой паре, пожелавшей жить в посёлке, подарит дом и всё необходимое в хозяйстве. Сразу пожелали жениться три пары молодых угров из Пашура, работавших в посёлке второй год, но не получавших разрешения угорского старосты на женитьбу. Надо ли говорить, что новый старший родич Белов дал им такое разрешение, пришлось ему сдержать слово. Когда он поинтересовался, почему они раньше не женились, ответ был ожидаемый, родители были против, семьи у женихов и невест бедные.
Продолжая беседы с пленными, Белов начал активнее обрабатывать угров, которые уже второй год работали в посёлке. За это время сложилась группа постоянных работников, из семи девушек и шести парней, остальные менялись каждую неделю. Почти сразу в круг его интересов попали вновь прибывшие подростки – аманаты [49] из соседних угорских селений.
К обеим группам подростков опытный оперативник присматривался внимательнейшим образом, выбирая среди них бойцов и лидеров, будущих дружинников и командиров: тех, кто будет заниматься сторожевой службой, тех, из кого начнётся дружина Бражинска. Пока из сборной команды выделялись двое, один – гибкий, стройный черноволосый шестнадцатилетний угр с верховьев Бражки, Сысой. Толковый яркий парень, ему легко давалось учение, за считанные недели он освоил разговорный русский язык, на котором только и разговаривали все жители городка. Как оказалось, диалекты угорского языка отличались даже у соседей достаточно сильно, кроме того, в каждом роду крепко сидела уверенность, что именно они говорят на истинном угорском языке. Поэтому даже угры из соседних родов предпочитали выучить русский язык и разговаривать с соплеменниками на нём, нежели уронить достоинство и перейти на диалект соседей. Сысой был достаточно самоуверен и толков, чтобы стать командиром в будущем. Пока же ему не хватало осмотрительности и осторожности, эти качества отставной подполковник считал едва ли не главными для будущего руководителя.
В отличие от бражинского угра, Кудим, коренастый рыжеволосый выходец из Пашура, не бросался в глаза своими качествами. Некрасивый, с лицом неандертальца, молчаливый парень, больше года посещал Бражинск, честно выполняя все указания Белова. Тот и не сразу заметил, что Кудим становится его ближайшим помощником по хозяйству, понимающим распоряжения с полуслова, обладающим крепкой хозяйственной жилкой. Совершенно неожиданно у невысокого коренастого парня обнаружилась огромная физическая сила и ловкость, соединённая с практической сметкой. Другой момент – Кудим не стремился в командиры, но и без этого, подростки слушали его указания, а часто обращались за советами именно к нему. Иногда, раздавая ребятам задания, Белов ловил себя на том, что самые сложные оставляет для Кудима, в подспудной уверенности, что парень справится с любой трудностью. На этого рыжеволосого здоровяка старейшина вполне обоснованно возлагал свои надежды, постепенно воспитывая из него командира.