— Вообще то, я рассчитывала на святилище или храм. Но и от этого предложения не откажусь.

Внезапно её вечно-юное лицо стало серьёзным.

— Мне казалось, что ты или заведёшь торговлю, или уедешь из Нидоса, чтобы жить в своё удовольствие. Но твоё желание открыть в этом городе Школу школ, Университет…

Собеседница покачала головой.

— Оно впечатлило не только меня. Возможно, даже кое-кто из моих… родственников окажет тебе покровительство.

— Но не ты? — натянуто улыбнулся юноша.

— Нет! — решительно отказалась Асиона. — Я не в силах помочь преодолеть те трудности, что тебя ждут на пути к этой великой цели. Зависть, ложь, клевета, предательства. Кровь и грязь.

Она зябко передёрнула плечами.

— У меня нет сил и желания лезть в эту мерзость. Я же богиня-девочка. Прости, Алекс.

— За что? — он вскинул брови. — Ты и так сделала для меня слишком много.

— Не для тебя, — буркнула собеседница. — Для себя. Но сейчас мы должны расстаться. Теперь твоя судьба в руках Создателя. Я буду за тебя молиться.

— Разве богини молятся за людей? — удивился Александр.

— Все молятся! — сурово оборвала Асиона. — За тех, кто им дорог. Прощай.

Она царственно поднялась со скамьи, выпрямившись во весь свой невеликий рост. Полыхнули огнём разноцветные волосы. Маленькая фигурка стала исчезать, как бы растворяясь в воздухе. Внезапно лицо её вновь прояснилось, словно улыбка Чеширского кота из сказки про Алису.

— Ты должен всё рассказать Айри, — строго сказала она.

— Всё?! — с нажимом уточнил Алекс.

— Конечно, — кивнула богиня-девочка. — Если ты её любишь.

Он моментально проснулся от еле слышного покряхтывания, перешедшего в недовольный плач. Мирно посапывавшая под боком Айри со стоном села на кровати.

— Ну, что ещё?

Прошлёпав босыми ногами по деревянному полу, наклонилась над колыбелью.

— Алекс, зажги огонь!

Молодой человек со вкусом потянулся, шагнул к исходившей теплом бронзовой жаровне. Нельзя сказать, что в комнате было прохладно. Просто приходилось часто вставать, поэтому и держали наготове угли.

Сняв крышку, Александр подул, сунул лучинку и поднёс затрепетавший огонёк к спиртовке. Работавший в подвале самогонный аппарат исправно снабжал больницу огненной водой.

— Кететат, неси пелёнку!

В дверях показалась заспанная служанка.

— Несу, госпожа.

Однако и завёрнутая в чистую тряпочку Асиона продолжала недовольно морщиться и плакать.

— Опять есть хочет! — всплеснула руками Айри. — Вот маленькая обжора.

Как и все келлуанки, она кормила дочь сама, не доверяя кормилицам. Устроившись поудобнее, молодая мама поднесла младенца к груди, и девочка с аппетитом зачмокала, косясь на неё большими, пронзительно голубыми глазами.

— Я вам ещё нужна, госпожа? — зевая во весь рот, спросила Кететат.

Она родилась в Келлуане, но выросла в Нидосе, куда её отец бежал, наделав долгов. Девушка дала Айри клятву верности на три года, по истечении которых получит приличное приданое и сможет выйти замуж. Алекс отыскал её, когда жена вынашивала дочку. Айри сильно переживала, а присутствие соотечественницы немного успокаивало беременную женщину.

— Сполосни пелёнку и отдыхай, — прошептала хозяйка.

Насытившуюся Асиону вернули в колыбель, досыпать.

— Тебе всё ещё интересно, кто я? — тихо спросил Александр, задувая светильник.

— Да, — настороженно проговорила супруга, скользнув под одеяло.

— Не знаю, поверишь ли, — хмыкнул молодой человек. — Моя история слишком похожа на сказку.

— Но это правда? — она положила ему голову на плечо.

— От первого до последнего слова, — торжественно объявил парень.

— Тогда расскажи. Если можно.

— Очень далеко. В такой немыслимой дали, что невозможно и вообразить. В другом мире…

— А разве есть ещё один мир? — встрепенулась Айри.

— Есть, — усмехнулся он. — Теперь я это знаю точно. Так вот, в другом мире жила девочка. Твоя ровесница и звали её Александра.

— Красивое имя, — проговорила молодая женщина. — Только длинное.

— Ну, подруги называли её просто Алекс…

Виктор Зайцев

Повелитель: Повелитель стали

Пролог

Белов понимал, что кольцо врагов сжимается, скоро его обнаружат, надо убираться. Денег и документов не было, поздняя, осенняя слякоть и холод не давали возможности уйти в лес. Надо искать новый ночлег, решил он, натягивая так и не просохшие за ночь сапоги, лучше насморк, чем тюрьма. Да и в тюрьме долго не протяну, забьют или зарежут, спокойно подумал беглец, выглядывая вдоль улицы из ворот. В вечернем сумраке улица была пуста, лениво брехали соседские собаки, можно уходить. Он осторожно пробрался вдоль забора в огород, через него в соседний, откуда легко перемахнул через хилый заборчик в безлюдный переулок. Прислушался, затем спокойно пошлёпал по расплывшейся глине к окраине города, сгорбившись под осенним моросящим дождём, стараясь сохранить остатки тепла под курткой.

Белов грязными глинистыми переулками выбрался из города и брёл через перелески глухими тропинками к ближайшему садовому массиву, вспоминая расположение домов полузабытых приятелей, где можно отлежаться пару дней и наверняка найти съестное. Высушить одежду, обувь, собрать еды на дорогу и перебираться в соседнюю область, там его никто искать не будет. В глухой деревне его возьмут на работу без всяких документов, в русской глубинке лет двадцать нормальных мужиков не хватает, работящих и непьющих практически не осталось. Если и есть такие, то с изъяном – сектанты или в розыске. Только бы добраться до деревни, в ближайшие селения нельзя, придётся идти дня два.

Он перебрался через изгородь садового массива, ругаясь, что зацепился за кусок колючей проволоки и порвал рукав куртки, но, кажется, никто не заметил, быстрее в дом. Где-то здесь пятый, кажется, дом от крайней улицы. Да, так и есть, старенький, когда-то крашенный в зелёный цвет, одноэтажный домик на одно окошко, дверь незаперта, чтобы случайные воришки не поломали запоры. В этом доме Белов бывал ещё в студенческие годы, никто не должен его здесь ждать. Беглец нашёл банку рыбных консервов в шкафчике и быстро проглотил содержимое, закусывая одиноким сухарём, найденным в буфете. Сытости никакой, но силы хватит продержаться ещё некоторое время. Когда он ставил банку на стол, резкое чувство опасности заставило обернуться. В дверь заходили двое с автоматами наготове.

«Не успею», – мелькнуло в голове, он схватил стул и кинул в автоматчиков, выпрыгивая в окно, прямо в густые заросли малины. Осколки оконных стёкол резанули по выставленным вперёд кулакам. Рама маленького окна повисла на шее, расцарапав загривок. Однако лицо осталось целым, а обломки деревянной рамы слетели в кувырке сквозь колючие кусты малины. В доме глухо стучали выстрелы, а беглец продирался сквозь заросли, уходя через соседние участки к реке, туда на машине не проехать, а пешком не догонят, кишка тонка. Белов твёрдо знал, что не дастся живым.

С трудом, отдышавшись у реки, он обернулся перед прыжком в воду. Трое с оружием подходили со спины, улыбаясь загнанному в угол мужчине.

«Всё, приехали», – мелькнула последняя мысль, он бросился на преследователей, твёрдо намереваясь дорого продать свою жизнь, и… проснулся.

Сердце стучало, как метроном на шесть восьмых, белый потолок в сумраке успокаивал. Белов несколько раз глубоко вздохнул, такие сны последние полгода стали привычными, пару раз в неделю он от кого-нибудь убегал, с переменным успехом. Сегодня его очередной раз постигла неудача. Впрочем, бывший оперуполномоченный уголовного розыска, три месяца назад ставший пенсионером в свои тридцать восемь лет, не придавал никакого значения приметам и проклятиям. За годы общения с преступниками кто только не проклинал его, а любые приметы сыскарь всегда считал хорошими именно для себя. Жизнь убедила его, что неудачи происходят исключительно по вине самого человека, никого, кроме себя, в них винить не надо.