Не заметив Лаюлу у костра, Ника почему-то решила, что встретит гантку в закутке, отгороженном для них в трюме. Но там никого не оказалось. Девушка усмехнулась. Она же сама говорила, что гантка — не рабыня и может уйти, когда пожелает. Вот та и воспользовалась этим правом при первой же возможности.

Но неужели нельзя было хотя бы попрощаться? Спасибо сказать за то, что вытащила её с княжьего двора? Да хотя бы за те же мокасины! Ника с силой потянула на себя крошечный лук. Сплетённая из оленьих жил тетива провернула зажатую между деревянных пластин палочку. Пахнуло дымком. Нет, ну надо же, какая стерва неблагодарная! Ещё рывок. На клочке сухой пакли появилась крошечная искорка. Приказав себе не думать о негодной девице, пассажирка опустилась на колени и принялась осторожно раздувать огонёк. Едва вспыхнуло пламя, она зажгла висевший в углу масляный светильник, и привалившись спиной к переборке, посмотрела на невольницу, скромно стоявшую на коленях.

В голове всё никак не укладывалось, что эта женщина в глазах окружающих и по всем местным законам является её собственностью, как одежда, оружие или вот это одеяло из шкур росомахи. Она имеет полное право распоряжаться жизнью своей невольницы и никому не придёт в голову осудить хозяйку за убийство своей рабыни. Бр-р-р.

Слушая рассказы Наставника о невольничьих рынках и даже став свидетельницей совершенно скотского обращения матросов Картена с пленными гантками, Ника, как ей казалось, приняла жестокость этого мира. С которой придётся смириться, если она, конечно, собирается здесь выжить. Но сейчас девушка вновь ощутила смятение и сумбур чувств.

Сердито засопев, подумала: «Назвалась аристократкой — так и веди себя соответственно! Не позорь род младших лотийских Юлисов!»

— Я родилась и выросла далеко от Империи. И о жизни в ней мне известно только по рассказам отца, который многому меня научил. Но он мужчина, а значит, ничего не знает о многих важных для женщины вещах. Понимаешь?

Ника постаралась быть максимально честной.

— Да, госпожа, — кивнула Риата и несмело добавила. — Позволено ли будет спросить мою госпожу?

Он столь витиеватых речей девушка поморщилась. Невольница испуганно втянула голову в плечи. Как не похожа эта робкая, забитая женщина на ту фурию, которая накинулась на связанного работорговца, едва не выцарапав ему глаза. Неужели рабыня специально играет перед ней роль сломленной жизнью тихони? Похоже. Тогда придётся с ней держать ухо востро. А жаль, так хочется хоть кому-то верить.

— Послушай, Риата, — нахмурилась пассажирка. — Если хочешь чего-то узнать — спрашивай, а не разводи дурацкие церемонии.

— Хорошо, госпожа, — робко улыбнулась женщина, тут же нахмурившись. — Что случилось с вашей достойной матерью?

— Она умерла вскоре после моего рождения.

— Мне так жаль, госпожа, — покачала головой невольница.

— Ты жила в доме знатного человека, служила его дочери, — продолжала Ника. — Вот и помоги мне не выглядеть дикаркой, когда мы прибудем в Канакерн. А я…

Девушка запнулась.

— Я буду заботиться о тебе и постараюсь защитить от неприятностей и похотливых мужчин. Денег у меня сейчас немного. Но я заплачу капитану, и тебе не придётся его ублажать.

В тусклом свете робкого огонька глаза Риаты влажно заблестели. Неожиданно рухнув на пол, она попыталась поймать руку хозяйки.

— Ты чего?! — резко отпрянула та, нашаривая кинжал.

— О великодушная, милостивая госпожа! — тело рабыни сотрясали рыдания, голос срывался то на шёпот, то на крик. — Пусть небожители помогут вам во всём! Пусть все ваши желания исполнятся, а жизнь будет словно великая река Син! Такой же плавной, длинной и до краёв наполненной богатством! О боги, вы услышали мои молитвы, приняли жертву и послали самую лучшую госпожу во Версиуме!

Разум Ники не испытывал никаких иллюзий по поводу искренности слов невольницы. Но в душе помимо воли поднялась мягкая, тёплая волна удовольствия, а губы сами собой растянулись в глупую, довольную улыбку.

Словно почувствовав её состояние, Риата попыталась дотянуться до ног хозяйки, едва не впечатавшись губами в грязную кожу мокасин.

Наваждение исчезло, уступив место брезгливости.

— Эй! — прикрикнула девушка, прижимая колени к груди. — Хватит меня целовать! И не кричи, я не глухая.

Встав на четвереньки, женщина энергично закивала, преувеличенно громко всхлипывая.

— Никогда так больше не делай, — скривившись, проворчала пассажирка. — Ты меня пугаешь.

— Как я могу, добрая госпожа! — запричитала собеседница, и слёзы вновь потекли из покрасневших глаз.

— Опять?! — рявкнула Ника. — Заткнись, пожалуйста!

Риата удивлённо заморгала.

— Так-то лучше, — удовлетворённо кивнула девушка, мысленно ругая себя за несдержанность. — Есть, что сказать по делу — говори. Нет — лучше помалкивай!

— Вам не стоит тратиться, госпожа, — всё ещё всхлипывая, покачала головой женщина. — Пошлите меня к капитану. Я же была корабельной шлюхой. Одним мужчиной больше, одним меньше.

— Но сейчас ты, — хозяйка запнулась, лихорадочно подбирая, как на зло вылетевшие из головы слова. — Ты принадлежишь мне! А я не буду расплачиваться с Картеном твоим телом!

— Прости, госпожа, — Риата поклонилась, но уже без надрыва и истерики. — Я всё поняла.

— И потом, вдруг ты забеременеешь? — уже остывая, проворчала пассажирка. — Куда я тебя дену с ребёнком?

Глаза невольницы вновь наполнились слезами, а голос дрожал. Но уже как-то по-другому. Более естественно, что ли?

— Этого не случится, добрая госпожа.

— Ты знаешь средство от зачатия? — догадалась Ника, вспомнив, как рекламировала себя собеседница на корабле работорговца.

— Да, — кивнула та. — Но дело не в этом. Господин Тур Марий отправлял всех беременных рабынь в свою загородную виллу. Но маленькая Цирция никак не хотела со мной расставаться. Тогда господин привёл лекаря. Тот оказался не очень искусным. Я чуть не умерла и лишилась возможности иметь детей.

От этих просто и буднично сказанных слов девушка поёжилась, чувствуя, как по спине вдоль позвоночника пробежал ледяной ветерок.

— Это не имеет значения! — упрямо набычилась она. — Картену придётся обойтись без тебя!

— Слушаюсь, госпожа.

— Если ты так хочешь сделать для меня доброе дело, — продолжила Ника, прогоняя неприятное ощущение. — Научи вести себя так… как подобает дочери свободного и богатого человека.

— Приложу все старания, госпожа, — вздохнула Риата. — Но я всего лишь невольница и не должна указывать хозяйке.

Девушка нахмурилась, а собеседница поспешила объяснить, тщательно подбирая слова.

— Я опасаюсь, что господин Картен и другие… матросы начнут… плохо думать о вас. Или даже… посмеиваться.

Подумав, Ника решила, что какой-то смысл в этом замечании есть. Зная презрительно-настороженное отношение свободных моряков к рабам, она вполне допускала, что может серьёзно уронить свой авторитет, если будет хоть чему-то учиться у «говорящего орудия труда».

«Странная у аборигенов логика, — хмыкнула про себя девушка. — Сами же в любой момент могут оказаться в неволе. Вот встреть мы корабль Ерфима Цемна в открытом море да ещё с больным экипажем? На каждого, кто выжил, надели бы рабский ошейник. Так чего выпендриваться?»

Однако, жизнь уже убедила её в правильности пословицы про свой устав и чужой монастырь. Да, морячки не поймут. Вот если бы никто не видел. Но куда же спрячешься на такой скорлупке? Не «Титаник» же.

Размышляя, Ника вытащила заколки, тряхнула головой, и косы тяжко упали на плечи. Машинально расплетая первую попавшуюся под руку, она проговорила:

— Тогда сделаем так… Ты будешь рассказывать о своей жизни. О том, как вёл себя Тур Марий, его жена, дочь, гости, рабы при различных обстоятельствах. Мне нужны самые мелкие, незначительные подробности, на которые ты, может, и внимания не обращала. Начиная с того, каким богам они молились и приносили жертвы, до того, какими скверными словами ругались.