Аккуратно свернув ткань в трубочку, он строго посмотрел на своих спутников.
— Читать только про себя!
— Совсем молчать? — нахмурилась Айри. — А если что-то непонятно?
— Можешь спросить, — разрешил юноша. — Но никаких названий и упоминаний сокровищ!
— Но как же нам тогда разговаривать? — растерялся Гернос.
— Алекс! — страдальчески скривила губы девушка. — Тебе не кажется, что это… слишком осторожно?
— Ну кто нас может подслушать? — поддержал названную дочь евнух.
— Да любой случайный посетитель! Венса или Ветулин.
— Ему не до нас, — заверил Гернос. — Я предупредил, что если до вечера встанет, может остаться без ног.
Он тоненько хихикнул.
— Давай, просто прикроем дверь? — предложила Айри. — Если кто войдёт, обязательно услышим.
Подумав, Александр согласился. Но пока она возилась с воротами, взял с прилавка лист папируса и чернильницу.
— На всякий случай, — буркнул юноша в ответ на недоуменный взгляд евнуха.
Он уселся на постель под окном. Айри пристроилась с одного бока, Гернос с другого. Парень растянул почти метровой ширины серое полотнище и углубился в чтение.
Достойная моя дочь, милостью Сухара-всенасущного и Экоса ты нашла спрятанную в его храме записку и вспомнила секрет скрытых чернил, о которых я не раз говорил. Если ты читаешь это письмо, значит, Сентор Минуц Цицер меня убил. Не кори себя за это. Я знаю, на что иду и не боюсь смерти. Пусть это станет малым искуплением тех страданий, что выпали на твою голову по моей вине. Зато теперь ты свободна. Сентор не посмеет нарушить освящённой предками клятвы. Он знает, что боги не прощают такого святотатства. Но и ты должна отомстить за меня. Не допусти, чтобы сокровища, на поиски которых я потратил всю свою жизнь, достались жестокому человеку — убийце твоего отца. Я научу, как это сделать.
— Ого, — негромко хмыкнул Алекс. — А старичок то оказался не таким уж и сумасшедшим. Всё предусмотрел, как ему казалось.
Только никто не обратил внимания на его слова. Девушка и евнух пристально вчитывались в письмо мёртвого отца своей дочери, уже покинувшей родину. Юноша пожал плечами.
Но перед этим я бы хотел рассказать, как мне удалось отыскать клад «Морского льва». Прости своего тщеславного отца. Никто больше об этом не узнает, а я хочу остаться в твоей памяти не только полоумным стариком, который всю жизнь гонялся за призраками.
После того, как ты по моей вине потеряла свободу, я не мог найти себе места от горя и едва окончательно не сошёл с ума. В отчаянии я совершил жертвоприношение Сухару-всенасущному своей кровью.
— Это что ещё такое? — вскинул брови Александр, толкнув Герноса плечом.
— Древний обряд, его сейчас никто не исполняет, — сухо буркнул тот, не отрывая взгляда от текста. — Человек вскрывает себе вены и выпускает свою кровь, сколько может. После чего жрец выливает её на жертвенный огонь.
— Сурово, — покачал головой молодой человек.
Всю ночь моё бесчувственное тело пролежало у алтаря. Но боги снизошли к молитвам убитого горем отца. Голос, прекраснее которого не слышал ни один смертный, прошептал: «Ты ищешь не там». Наверное, сама богиня Айти наклонилась к моему уху. Тогда мне и пришло в голову, что Сепион мог каким-то образом переправить часть сокровищ в Нидос заранее! Тайком от Совета Ста. Я совершенно точно знал, что в городе у него имелись доверенные люди. Вдруг кто-то из них помог ему спрятать золото?
Алекс подумал, что в этом случае все денежки оказались бы давно потрачены, но ничего не сказал.
Первым я заподозрил ольвийского купца Ушана, через которого Сепион вёл переговоры с властями. Он давно умер, а наследники его не сильно разбогатели. Стало быть, не у них хранилось спрятанное сокровище. Долго искал я других возможных сообщников Сепиона. Не стану утомлять тебя перечислением имён, не имеющих, как оказалось, к этому никакого отношения. Скажу только, что боги вновь пришли мне на помощь! Я вспомнил, что в городском архиве хранятся не только законы Совета Ста, отчёты портовых писцов и городских служб, но и все приговоры суда с самого основания города. Мой старый товарищ из жалости позволил мне на них взглянуть. Ты же знаешь, любимая, что я не только люблю работать со старыми папирусами, но и знаю, что в них искать. Примерно за год до смерти Сепиона жрец храма Друна, что в квартале Урназ, подал в суд на лавочника Мелдиса, обвинив его в клевете. Этот человек донёс городской страже, что жрец Сколд связан с Сепионом и другими пиратами. Будто он прячет в храме награбленное, а потом тайком продаёт купцам из дальних стран. Стражники тщательно обыскали здание, но ничего не нашли. Лавочник заплатил штраф в сто рахм.
«Любимое занятие нидосцев, — хмыкнул про себя юноша. — Из всего делать деньги. Даже рискуя лишний раз привлечь к себе внимание».
Я выяснил, что храм Друна сгорел незадолго до гибели Сепиона. Погибли и рабы, и жрец с помощником. Опечаленный этим, я пошёл в квартал Урназ, пытаясь отыскать свидетелей. И вновь бессмертные послали мне удачу! Я встретил человека, который видел тот пожар. Все старики любят поболтать. От него я узнал, что жрец Сколд выбрался из пламени, но сильно обгорел. Впав в беспамятство, он стал проклинать Горна Кенобского, призывал на голову келлуанского бога, чей храм расположен в Кенобе, все кары — небесные и земные. А ещё жрец кричал, что нужно как можно скорее изнасиловать Исид. Услышав такие богохульства, люди в ужасе оставили его умирать, решив, что Сколдом овладело безумие. Хотя потом пошли разговоры, будто во всём виноваты строители-келлуане, возводившие храм по заказу ольвийских купцов. Якобы их обманули при расчёте, и они наложили заклятие, сработавшее спустя столько лет, а голосом жреца вещали сами боги. Жалкие тёмные людишки, развращённые невежеством.
Сколд проклинал Сентора, которого до того, как он стал пиратом, звали Генионом из рода Кабана. Догадавшись об этом, я пролил ещё немного крови на алтарь Сухара-всенасущного.
— Ученье — свет, а не учёных тьма, — пробурчал Александр.
Но слова Сколда об изнасиловании Исид долго оставались для меня загадкой. Спрятавшись на чердаке дворца Минуцев, я три дня не ел и не спал, изнуряя себя бесконечными размышлениями. Боги не могли не обратить внимания на такую настойчивость и вновь направили меня в квартал Урназ. Там я узнал, что сгоревший храм не стали восстанавливать. Он пустовал почти два года. Потом его выкупил у ольвийцев какой-то купец и перестроил под дом. Добавил ещё два этажа, так что от старого здания остался только подвал.
Вот куда мне было нужно попасть, во что бы то ни стало! Я соврал хозяину, будто Минуц собирается взять в аренду склад в этой части города. Купец Вулгар сын Персопа, желая заработать, охотно пустил меня осмотреть подвал. Он часто сдавал его торговцам, поэтому ход туда имелся только с улицы. Как я и думал, стены в некоторых местах украшали келлуанские иероглифы. Просьбы к богам уберечь здание и послать удачу хозяевам. Я искал имя Исид и нашёл его в дальнем углу у самого пола.
Мне показалось, что опущенный вершиной вниз треугольник, означавший женское начало, чересчур глубоко выбит в камне, а стена рядом немного иначе отзывается на стук. На всякий случай я сделал слепок отверстия с помощью разжёванной лепёшки.
Никто лучше келлуан не делает тайные двери и запоры. Я не смог рассказать Вулгару о своей находке или сам пробить стену. Меня вновь посчитают сумасшедшим и просто прогонят прочь.
Я отыскал человека, разбиравшегося в этих вещах, и он подсказал мне, как можно открыть дверь. Знакомый мастер сделал бронзовый стержень треугольного сечения по взятому в подвале образцу.
— Всё ясно, — хмыкнул Алекс.
— Кому как, — проворчала Айри.
— Да, — поддержал его евнух. — Не мешай.
— No spoilers, — вздохнув, тихо пробурчал парень.
Не нужно знать, как мне удалось вновь пробраться в подвал. Дождавшись, когда наверху в доме все уснут, я отыскал нужный иероглиф, вставил стержень и изо всех сил надавил. Можешь представить моё ликование, когда часть стены приоткрылась. За каменной дверью оказалась ведущая вниз лестница. Спустившись, я попал в комнату, заставленную амфорами. Это оказался храмовый тайник, где кроме контрабандного вина, сотни серебряных монет и старой ткани ничего не оказалось. Боги, как же горько я заплакал. Всего, что там хранилось, едва хватит, чтобы выкупить тебя из жадных рук Минуца. А потом мы вновь станем нищими. Бессмертные опять посмеялись надо мной.